Неточные совпадения
Но туча, то белея, то чернея, так быстро надвигалась, что надо было еще прибавить шага, чтобы до дождя поспеть домой. Передовые ее, низкие и черные, как дым с копотью, облака с необыкновенной быстротой бежали по небу. До дома еще было шагов двести, а уже
поднялся ветер, и всякую секунду можно было ждать ливня.
Бросила прочь она от себя платок, отдернула налезавшие на очи длинные волосы косы своей и вся разлилася в жалостных речах, выговаривая их тихим-тихим голосом, подобно когда
ветер,
поднявшись прекрасным вечером, пробежит вдруг по густой чаще приводного тростника: зашелестят, зазвучат и понесутся вдруг унывно-тонкие звуки, и ловит их с непонятной грустью остановившийся путник, не чуя ни погасающего вечера, ни несущихся веселых песен народа, бредущего от полевых работ и жнив, ни отдаленного тарахтенья где-то проезжающей телеги.
Через два часа Клим Самгин сидел на скамье в парке санатории, пред ним в кресле на колесах развалился Варавка, вздувшийся, как огромный пузырь, синее лицо его, похожее на созревший нарыв, лоснилось, медвежьи глаза смотрели тускло, и было в них что-то сонное, тупое.
Ветер поднимал дыбом поредевшие волосы на его голове, перебирал пряди седой бороды, борода лежала на животе, который
поднялся уже к подбородку его. Задыхаясь, свистящим голосом он понукал Самгина...
Серые облака
поднялись из-за деревьев, вода потеряла свой масляный блеск, вздохнул прохладный
ветер, покрыл пруд мелкой рябью, мягко пошумел листвой деревьев, исчез.
11-го января
ветер утих, погода разгулялась, море улеглось и немножко посинело, а то все было до крайности серо, мутно; только волны,
поднимаясь, показывали свои аквамаринные верхушки.
Сегодня жарко, а вечером
поднялся крепкий
ветер; отдали другой якорь. Японцев не было: свежо, да и незачем; притом в последний раз холодно расстались.
Ветра не было, а если он
поднимался, то приносил насыщенный пылью и вонью масляной краски вонючий и жаркий воздух.
Дни становились короче, а по ночам
поднимался сильный
ветер, который долго-долго гудел в саду, перебирая засохшие листья и со свистом врываясь в каждую щель.
Поднялся опять, как вчера,
ветер, и вековые сосны мрачно зашумели кругом него, когда он вошел в скитский лесок.
Еще на полпути
поднялся острый, сухой
ветер, такой же, как был в этот день рано утром, и посыпал мелкий, густой, сухой снег.
Он падал на землю, не прилипая к ней,
ветер крутил его, и вскоре
поднялась совершенная метель.
Посмотри на ночь: видишь, какая мрачная ночь, облака-то,
ветер какой
поднялся!
Мы уселись у костра и стали разговаривать. Наступила ночь. Туман, лежавший доселе на поверхности воды,
поднялся кверху и превратился в тучи. Раза два принимался накрапывать дождь. Вокруг нашего костра было темно — ничего не видно. Слышно было, как
ветер трепал кусты и деревья, как неистовствовало море и лаяли в селении собаки.
В полдень погода не изменилась. Ее можно было бы описать в двух словах: туман и дождь. Мы опять просидели весь день в палатках. Я перечитывал свои дневники, а стрелки спали и пили чай. К вечеру
поднялся сильный
ветер. Царствовавшая дотоле тишина в природе вдруг нарушилась. Застывший воздух пришел в движение и одним могучим порывом сбросил с себя апатию.
Сорванная с деревьев листва закружилась в вихре и стала
подниматься кверху. Порывы
ветра были так сильны, что ломали сучья, пригибали к земле молодняк и опрокидывали сухие деревья.
После полудня небо стало заволакиваться слоистыми облаками; вокруг солнца появились круги, и вместе с тем начал
подниматься ветер.
Миновал еще один день. Вечером дождь пошел с новой силой. Вместе с тем усилился и
ветер. Эту ночь мы провели в состоянии какой-то полудремоты. Один
поднимался, а другие валились с ног.
Потому ли, что земля переместилась в плоскости эклиптики по отношению к солнцу, или потому, что мы все более и более удалялись от моря (вероятно, имело место и то и другое), но только заметно день удлинялся и климат сделался ровнее. Сильные
ветры остались позади. Барометр медленно
поднимался, приближаясь к 760. Утром температура стояла низкая (–30°С), днем немного повышалась, но к вечеру опять падала до — 25°С.
Пурга в горах — обычное явление, если вслед за свежевыпавшим снегом
поднимается ветер. Признаки этого
ветра уже налицо: тучи быстро бежали к востоку; они стали тоньше, прозрачнее, и уже можно было указать место, где находится солнце.
По наблюдениям староверов, если на западе в горах небо чистое — погода будет тихая, но если с утра там
поднимаются кучевые облака — это верный признак сильного северо-западного
ветра.
С утра погода хмурилась. Воздух был наполнен снежной пылью. С восходом солнца
поднялся ветер, который к полудню сделался порывистым и сильным. По реке кружились снежные вихри; они зарождались неожиданно, словно сговорившись, бежали в одну сторону и так же неожиданно пропадали. Могучие кедры глядели сурово и, раскачиваясь из стороны в сторону, гулко шумели, словно роптали на непогоду.
От реки Бабкова берег делает небольшой изгиб. Чтобы сократить путь, мы
поднялись по одному из притоков реки Каменной, перевалили через горный кряж, который здесь достигает высоты 430 м, и вышли на реку Холонку, невдалеке от ее устья, где застали Хей-ба-тоу с лодкой. За штиль ночью
ветер, казалось, хотел наверстать потерянное и дул теперь особенно сильно; анемометр показывал 215.
Ночью
поднялся сильный порывистый
ветер.
Ночью
поднялся сильный
ветер, и море разбушевалось.
С реки
поднимались пары,
ветру не было; кругом кричали коростели; около мельничных колес раздавались слабые звуки: то капли падали с лопат, сочилась вода сквозь засовы плотины.
Предсказание Дерсу сбылось. В полдень начал дуть
ветер с юга. Он постепенно усиливался и в то же время менял направление к западу. Гуси и утки снова
поднялись в воздух и полетели низко над землей.
Вдруг
ветер переменился, и дым отнесло в сторону. Дерсу
поднялся и растолкал меня. Я попробовал было еще идти по галечниковой отмели, но вскоре убедился, что это свыше моих сил: я мог только лежать и стонать.
От холодного
ветра снег стал сухим и рассыпчатым, что в значительной степени затрудняло движение. В особенности трудно было
подниматься в гору: люди часто падали и съезжали книзу. Силы были уже не те, стала появляться усталость, чувствовалась потребность в более продолжительном отдыхе, чем обыкновенная дневка.
Но едва Владимир выехал за околицу в поле, как
поднялся ветер и сделалась такая метель, что он ничего не взвидел.
Поднялся ветер. В одну минуту пламя обхватило весь дом. Красный дым вился над кровлею. Стекла затрещали, сыпались, пылающие бревна стали падать, раздался жалобный вопль и крики: «Горим, помогите, помогите». — «Как не так», — сказал Архип, с злобной улыбкой взирающий на пожар. «Архипушка, — говорила ему Егоровна, — спаси их, окаянных, бог тебя наградит».
В самом деле, едва только
поднялась метель и
ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи, [Капелюха — шапка с наушниками.] угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад.
Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.
Нечистый, увидев огни и такую силу крещеного народу, вдруг
поднялся на дыбы, что-то «загуло», как
ветер, и медведь кинулся в омут…
Холодный
ветер взметал за ними пыль на улицах местечка. Сзади, среди слепых
поднялся говор и ссоры из-за данных Петром денег…
Я рассчитывал, что буря, захватившая нас в дороге, скоро кончится, но ошибся. С рассветом
ветер превратился в настоящий шторм. Сильный
ветер подымал тучи снегу с земли и с ревом несся вниз по долине. По воздуху летели мелкие сучья деревьев, корье и клочки сухой травы. Берестяная юрточка вздрагивала и, казалось, вот-вот тоже
подымется на воздух. На всякий случай мы привязали ее веревками от нарт за ближайшие корни и стволы деревьев.
Осенью озеро ничего красивого не представляло. Почерневшая холодная вода била пенившеюся волной в песчаный берег с жалобным стоном, дул сильный
ветер; низкие серые облака сползали непрерывною грядой с Рябиновых гор. По берегу ходили белые чайки. Когда экипаж подъезжал ближе, они
поднимались с жалобным криком и уносились кверху. Вдали от берега сторожились утки целыми стаями. В осенний перелет озеро Черчеж было любимым становищем для уток и гусей, — они здесь отдыхали, кормились и летели дальше.
Стрижи и белогрудые ласточки, как будто с намерением остановить нас, реют вокруг брички и пролетают под самой грудью лошадей; галки с растрепанными крыльями как-то боком летают по
ветру; края кожаного фартука, которым мы застегнулись, начинают
подниматься, пропускать к нам порывы влажного
ветра и, размахиваясь, биться о кузов брички.
В этом крике было что-то суровое, внушительное. Печальная песня оборвалась, говор стал тише, и только твердые удары ног о камни наполняли улицу глухим, ровным звуком. Он
поднимался над головами людей, уплывая в прозрачное небо, и сотрясал воздух подобно отзвуку первого грома еще далекой грозы. Холодный
ветер, все усиливаясь, враждебно нес встречу людям пыль и сор городских улиц, раздувал платье и волосы, слепил глаза, бил в грудь, путался в ногах…
Голова его мокла от дождя;
поднимался ветер; изморозь секла и колола лицо.
«Ложится в поле мрак ночной;
От волн
поднялся ветер хладный.
Уж поздно, путник молодой!
Укройся в терем наш отрадный.
Только что
поднялось усталое сентябрьское солнце; его белые лучи то гаснут в облаках, то серебряным веером падают в овраг ко мне. На дне оврага еще сумрачно, оттуда
поднимается белесый туман; крутой глинистый бок оврага темен и гол, а другая сторона, более пологая, прикрыта жухлой травой, густым кустарником в желтых, рыжих и красных листьях; свежий
ветер срывает их и мечет по оврагу.
Но курить солдатам не пришлось. Только что Авдеев встал и хотел налаживать опять трубку, как из-за шелеста
ветра послышались шаги по дороге. Панов взял ружье и толкнул ногой Никитина. Никитин встал на ноги и поднял шинель.
Поднялся и третий — Бондаренко.
Всю дорогу грусть томила Передонова. Враждебно все смотрело на него, все веяло угрожающими приметами. Небо хмурилось.
Ветер дул навстречу и вздыхал о чем-то. Деревья не хотели давать тени, — всю себе забрали. Зато
поднималась пыль длинною полупрозрачно-серою змеею. Солнце с чего-то пряталось за тучи, — подсматривало, что ли?
Через несколько дней из «гнилого угла» подул влажный
ветер, над Ляховским болотом
поднялась чёрно-синяя туча и, развёртываясь в знойном небе траурным пологом, поплыла на город.
Тогда Кожемякин, усмехнувшись, загасил свечу, сел на постель, оглянулся — чёрные стёкла окон вдруг заблестели, точно быстро протёртые кем-то, на пол спутанно легли клетчатые тени и поползли к двери, а дойдя до неё, стали
подниматься вверх по ней.
Ветер шуршал, поглаживая стены дома.
Она шла, не замечая, что солнце давно скрылось, заслоненное тяжелыми черными тучами, что
ветер порывисто шумел в деревьях и клубил ее платье, что пыль внезапно
поднималась и неслась столбом по дороге…
Я вскинул ружье на плечи и пошел по указанному мне направлению.
Поднявшись на небольшой холмик, откуда начиналась узкая, едва заметная лесная тропинка, я оглянулся. Красная юбка Олеси, слегка колеблемая
ветром, еще виднелась на крыльце хаты, выделяясь ярким пятном на ослепительно-белом, ровном фоне снега.
В картине этой было что-то похожее на летний вечер в саду, когда нет
ветру, когда пруд стелется, как металлическое зеркало, золотое от солнца, небольшая деревенька видна вдали, между деревьев, роса
поднимается, стадо идет домой с своим перемешанным хором крика, топанья, мычанья… и вы готовы от всего сердца присягнуть, что ничего лучшего не желали бы во всю жизнь… и как хорошо, что вечер этот пройдет через час, то есть сменится вовремя ночью, чтоб не потерять своей репутации, чтоб заставить жалеть о себе прежде, нежели надоест.
Если погода стоит жаркая и солнечная то еще в исходе июля рыба
поднимается высоко и держится под навесом трав, преимущественно широколистных, что продолжается в августе и даже в сентябре — до наступления холодного времени; впрочем, рыба опускается не столько от холодной погоды, как от дождей и сильных
ветров: вообще, крупная рыба держится глубже мелкой.
Когда
поднимался ветер, то на поверхности озера вздувались и бежали, будто торопясь, мелкие, короткие волны, а листья ветел вдруг подергивались серебристой сединой.
— С моею фигурой, с положением моим в обществе оно, точно, неправдоподобно; но вы знаете — уже Шекспир сказал:"Есть многое на свете, друг Гонца, и так далее. Жизнь тоже шутить не любит. Вот вам сравнение: дерево стоит перед вами, и
ветра нет; каким образом лист на нижней ветке прикоснется к листу на верхней ветке? Никоим образом. А
поднялась буря, все перемешалось — и те два листа прикоснулись.